Выбираю женщин, даже на аватарах.
Началось всё с сериала «Lost». Как-то раз, шатаясь по джунглям в угоду сценаристам, Сойер рассказал Кейт, что его любимое литературное произведение — «О мышах и людях» Джона Стейнбека. Постмодернизм и ссылочки! Я эти штуки люблю, но одно дело, когда «Подпольная империя» рекрутирует Баума, которого я не читал, но в теме, и совсем другое — мыши какие-то непонятные, люди, Стейбек.
Разумеется, «Мышей…» я тут же решил приобрести. И совсем было отправился за покупками, как увидел на полке шеститомник — интриги не получится, не надейтесь — Стейнбека. Он был среди книг, которые достались мне от родителей. Целый шкаф не пойми кого — читать, не перечитать. И вот Стейнбек. Оказывается, мама его получила то ли по подписке (?), то ли по карточкам (?), в общем, непонятным каким-то образом. Эти книги никто не открывал. Некоторые листы были слипшиеся. 89-ый год. Почти мои ровесники.
А между тем Стейнбек оказался прекрасным автором. Он из тех американских писателей, что выросли из журналистики — простой текст с грубоватой, но искренней выразительностью, иногда (как в интермедиях романа «Гроздья гнева») превращающийся в чистый журнализм. У Стейнбека великолепное чувство жизненного трагизма, неизысканное, но точное. Исторические справки-послесловия, из которых читатель может узнать, что в основании каждого романа — реальный опыт, лишь усиливают эффект. По идее самый великий его текст — «Гроздья», но мне полюбилась «Зима тревоги нашей». Мне эта история напомнила «Преступление и наказание», но там где русский классик всё усложняет и увешивает философскими и религиозными рюшами, Джон высвечивает самую суть: хороший человек идёт на подлость — и это оказывается невыносимо. На последних строчках, когда я понял, что девочка всё поняла, у меня щипало глаза. (Впрочем, финальная сцена «Гроздьев гнева» тоже вышибает дух.)
И надо же — эти книги больше двадцати лет лежали нетронутые, и если бы не телешоу, которое я лишь чудом досмотрел до той серии про «Мышей и людей», так и простояли бы невесть сколько. Подумать только.
Разумеется, «Мышей…» я тут же решил приобрести. И совсем было отправился за покупками, как увидел на полке шеститомник — интриги не получится, не надейтесь — Стейнбека. Он был среди книг, которые достались мне от родителей. Целый шкаф не пойми кого — читать, не перечитать. И вот Стейнбек. Оказывается, мама его получила то ли по подписке (?), то ли по карточкам (?), в общем, непонятным каким-то образом. Эти книги никто не открывал. Некоторые листы были слипшиеся. 89-ый год. Почти мои ровесники.
А между тем Стейнбек оказался прекрасным автором. Он из тех американских писателей, что выросли из журналистики — простой текст с грубоватой, но искренней выразительностью, иногда (как в интермедиях романа «Гроздья гнева») превращающийся в чистый журнализм. У Стейнбека великолепное чувство жизненного трагизма, неизысканное, но точное. Исторические справки-послесловия, из которых читатель может узнать, что в основании каждого романа — реальный опыт, лишь усиливают эффект. По идее самый великий его текст — «Гроздья», но мне полюбилась «Зима тревоги нашей». Мне эта история напомнила «Преступление и наказание», но там где русский классик всё усложняет и увешивает философскими и религиозными рюшами, Джон высвечивает самую суть: хороший человек идёт на подлость — и это оказывается невыносимо. На последних строчках, когда я понял, что девочка всё поняла, у меня щипало глаза. (Впрочем, финальная сцена «Гроздьев гнева» тоже вышибает дух.)
И надо же — эти книги больше двадцати лет лежали нетронутые, и если бы не телешоу, которое я лишь чудом досмотрел до той серии про «Мышей и людей», так и простояли бы невесть сколько. Подумать только.